А рядом с березой я обычно ставлю свою машину – ярко-красную «копейку» 1977 года рождения. Двадцать три годика стукнуло автомобилю – ровно столько же, сколько и мне. «Жигули» вы мои, «Жигули»!.. Легенда, любовь и головная боль миллионов российских мужиков… Собраны по лекалам лучшей машины Европы одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года – «Фиата-124».
От автомобильной моды, конечно, машина отстала лет на сорок. Дизайн эпохи Джины Лоллобриджиды, плащей болонья и фильма «Восемь с половиной». Зато при умелом уходе авто ответственное и надежное. И по песку гонять может, и в дождь особо не скользит, и не ломается – когда я ее об этом прошу. Сколько раз замечал: спешишь, злишься, но скажешь ей: «Давай, крошка, не подведи!» – и она никогда не подводит. Зато на следующий день, когда все дела переделаны и время льется неспешно, обязательно ломается. Словно говорит мне: «Загонял меня, неразумный хозяин, а теперь лечи. Я уже старенькая, мне перегрузки вредны».
Вот и вчера я весь день носился по городу, опаздывал, подрезал… Вернулся поздно, припарковался под березой. Только снял магнитолу и собрался выключить двигатель – машина заглохла сама. И больше не завелась. «Засорился карбюратор», – поставил я предварительный диагноз. И оказался прав.
Армен подошел ко мне:
– Слушай, Леш, время у тебя есть?
– Время есть, – продекламировал я. – Его не может не быть!
– Давай мне момент зажигания выставим, а?
– Кривой стартер имеется?
– Ручка то есть? Да… И пивко найдется.
– А закуска? – Я понял невинную восточную хитрость Армена и подыграл ему.
– Канешно, дарагой! – Армен утрировал, будучи гостеприимным человеком, свой обычно легчайший акцент.
…Я спиной почувствовал: прямо на меня несется машина. Армен, стоявший напротив, переменился в лице – видимо, авто летело быстро и явно намеревалось меня сбить. Я сжал зубы и не обернулся. Яростно взвизгнули тормоза. Армен погрозил пальцем:
– Татьана! Нэхорошо!..
Я неспешно обернулся. Буквально в двух сантиметрах от меня остановился красный «Пежо-106». Прибыла госпожа Садовникова – моя соседка по фирме, а теперь и по лестничной клетке.
Таня вышла из машины, приблизилась к нам, ухмыльнулась:
– Будем на запчасти вашу рухлядь продавать?
Армен никак не мог успокоиться из-за ее лихачества, сказал презрительно:
– А если б тормоз у тебя отказал? Ну как можно женщинам права давать!
– Ничего не случилось, – защитил я соседку. – Таня аккуратно ездит.
– Аккуратно людей сшибает, – проворчал Армен.
На самом деле мне тоже не нравятся такие шуточки. Потому что и тормоза действительно могут отказать, да и глазомер подвести. Пронесется Татьяна с ветерком, сшибет соседа, меня то бишь, и выпадет два казенных дома. Мне – больница, а ей – похуже…
Татьяна по-соседски попросила:
– Слушай, Лешенька, погляди – у меня что-то щетка спадает.
Мне приятно, что я, несмотря на свои двадцать три, и во дворе, и на фирме слыву спецом по машинам. И репутацию свою пока оправдываю. Хотя это требует времени – моего личного времени. Но такова уж судьба новичка, пришельца, провинциала – приходится помогать. Угождать. Но не всем людям без изъятья, конечно, как это делал господин Молчалин. А только людям хорошим.
Я легко переставил щетку на Татьянином пижонском «Пежо». Проворчал:
– Надевать надо правильно.
– Не НАдевать, а Одевать, беллетрист несчастный, – тут же отпарировала Татьяна.
Однажды в порыве откровенности я рассказал Садовниковой, что в десятом классе сделал в диктанте три ошибки в слове «беллетрист» – теперь она меня этим «билитристом» подкалывает – только повод дай.
Жестокие они все-таки, москвичи.
Я на секунду замешкался, раздумывая, чем ее отшить – у Татьяны язычок острый, к тому ж она солиднее меня и по возрасту, и особенно по социальному статусу. Потом я все-таки нараспев вполголоса произнес:
– Платье на-девают, машину о-девают, девушку раз-девают…
Шутка вышла так себе, на три с минусом. Я понял это по тому, как Татьяна гневно сверкнула очами.
Нахмурилась и принялась вытаскивать из багажника пакеты с провизией. Коротко взглянула на меня и пробормотала под нос: «Ну и тяжесть!» Конечно, я пробубнил: «Давай помогу». Она благосклонно кивнула. Я донес до ее квартиры на нашем с ней, третьем этаже супермаркетовые пакеты. Зайти она не предложила. Поблагодарила, улыбнулась и закрыла за собой дверь.
Когда я спускался обратно во двор, заметил, что в моем почтовом ящике что-то белеет. Письмо? Реклама?.. Откуда, непонятно, она взялась? Я весь день во дворе, а не приметил ни почтальона, ни рекламного разносчика.
Я открыл ящик. Внутри оказался конверт, адресованный лично мне. На нем надпись: «С Новым годом!» – и картинка: Дед Мороз в обнимку с мешком подарков. Я усмехнулся – на дворе середина апреля. Мой адрес написан каллиграфическим школьным почерком. На месте отправителя – огромная буква Z.
«В любви объясняются? Или просят денег на аборт? Или анонимка?.. Интересно, какого содержания?» Я нетерпеливо разорвал конверт. Развернул сложенный вчетверо листок.
Текст отпечатан на принтере. На бумаге средненького качества – не на туалетной, но и не на финской. Логотипов, печатей, штампов не имеется. Только два абзаца текста:
...Уважаемый Алексей (к сожалению, Вы не указали Вашего отчества)!
Рады сообщить, что в конкурсе, проводимом нашим издательством, Ваш рассказ стал победителем в номинации «Лучшее произведение детективного жанра». Поздравляем Вас. Хотелось бы встретиться с Вами, чтобы вручить полагающуюся Вам премию, а также обсудить перспективы нашего долгосрочного сотрудничества.